Дыши!

Читать отрывок бесплатно

Глава 1. Туманные Леса Юга

Ударения: Иередéя, тоэ́ру

Иередея открыла глаза. Практически каждый день она просыпалась сама в одно и то же время. Через три минуты на стене ее квартиры начнет заниматься рассвет над Туманными Лесами Юга. Она снова задумалась о том, не переставить ли все же программу на чуть более раннее время, но эти три минуты полной темноты, замирание в ожидании рассвета, пожалуй, лучше было оставить частью ее неизменного утреннего ритуала.

Ровно в шесть на стене проступили очертания тропических деревьев, чернота неба медленно начала подсвечиваться нежно-розовым, свод, поначалу казавшийся серым, заиграл оттенками персикового, рыжеватого, золотистого. Солнце, еще краем только показавшееся над горизонтом, затерянное в густом лесу, сначала обозначилось пунктиром бликов за очертаниями стволов, веток и крон, которые окутывал слоистый, густой, манящий и завораживающий тайнами туман, но небо разгоралось красками все более ярко, и вот, наконец, лес словно вздохнул с облегчением — дымка таяла, расползаясь перьями, ставшими почти красными, и над древесными исполинами воцарился ярко-оранжевый диск звезды, согревавшей эту планету.

Иередея втянула носом воздух — программа не только воспроизводила на ее стенах объемную и очень реалистичную картину с эффектом присутствия, но и позволяла наполнить дом голосами птиц и запахами раскрывавшихся цветов, листвы, влаги и туманов. Туманы, казалось, не имели запаха, но Иередея была уверена: они пахнут, она знала, как именно, и упорно трудилась над воссозданием этого запаха. Теперь она каждое утро вдыхала аромат туманов и таяла от восторга.

Иередея томно закрыла глаза, ловя минуты наслаждения. Туманные Леса Юга… В любой человеческой культуре всегда есть какое-то понятие, обозначающее крайнее блаженство, безмятежность, длящуюся, возможно, даже вечно, ничем не замутненное счастье, не подернутое никаким «но завтра», позволяющее погрузиться с головой и раствориться в нем всем своим существом, ничего не опасаясь, и даже тень боли не преследовала бы в этом месте счастливца, оказавшегося наконец в вожделенном раю. Если бы рай и существовал, для Иередеи его символом были бы Туманные Леса Юга.

Почему она не переедет туда насовсем? Когда-нибудь, может, во второй половине жизни?

В далеком прошлом Туманные Леса Юга были популярным местом отдыха, развлечений и приключений в дикой природе. Впрочем, местность эта была в достаточной степени снабжена островками цивилизации и позволяла приезжим сочетать привычный комфорт с первозданной красотой и свежими чувствами, которые рождала в желающих эта дикая, бурная и непредсказуемая жизнь лесов. Озера с чистейшей водой цвета светлой бирюзы, горные реки с утопающими в зарослях цветов каскадами, деревья-исполины, ставшие домом для несметного числа птиц и лесных зверей, затерянные тропы, редкие и удивительные растения — все здесь было и красотой, и тайной одновременно.

Сейчас это было место, позабытое и заброшенное большинством. Изрядная часть тропических лесов давно перестала принадлежать основному населению планеты — тоэру, как они себя называли. Около тысячи лет назад их мир подвергся завоеванию. Впрочем, оно было довольно интеллигентным: оценив масштаб возможного сражения, правительство тоэру приняло единственно верное, по сути, решение — постараться договориться, не вступая в бой. Несмотря на то, что тоэру к тому моменту были в техническом отношении весьма развитой цивилизацией, пришельцы оказались превосходящими их в этом плане весьма существенно. Они, впрочем, тоже не хотели боя: их интересовал тропический пояс этой планеты, и на большее они не претендовали, а вносить в климатическую картину лишние проблемы из-за вооруженного столкновения совсем не входило в их планы.

Некоторые тоэру до сих пор считали, что вступи они тогда в бой — да, многих бы потеряли, многое бы было разрушено и утрачено, но, возможно, пришельцы, в чьих интересах было сохранить природу в максимально первозданном ее виде, и отступили бы: зачем им выжженное поле, если им нужны были нетронутые тропические леса, с которыми сами тоэру тысячелетиями обращались очень бережно? Но все ж большинство было уверено: жизнь стоила того, чтобы попытаться хоть как-то решить вопрос миром. Была ли позором их капитуляция или проявлением истинной мудрости — мнения тут расходились, однако тоэру с пришельцами со времен завоевания жили в мире, если таковым можно назвать отчужденный нейтралитет.

Веками тоэру и пришельцы ничего друг о друге не знали. Точнее, можно предполагать, что пришельцы, обладая намного большими техническими возможностями, узнали о тоэру несколько больше, чем тоэру о них, но все же жили они на одной планете практически не пересекаясь. Для чего пришельцам нужны были тропические леса — у тоэру были только версии. Одной из них, и, вероятно, самой реалистичной, была гипотеза о создании здесь пришельцами новой человеческой расы, которая в перспективе могла бы положить начало полноценной цивилизации.

Первобытные люди не смогли бы, конечно, жить в каком-то другом климате, кроме тропического: пока они научатся всерьез строить дома, защищать себя от неблагоприятных погодных условий, выживать в местности, где намного более скудная растительность и трудно прокормиться без серьезных усилий и знаний, есть проблемы с пресной водой, — пройдут тысячелетия. Если, конечно, в своих догадках тоэру были правы. Никаких первобытных людей никто пока не видел. Впрочем, прошла всего тысяча лет, а это крайне малый срок для новой цивилизации. Даже если пока еще дикие люди, только-только начавшие свое развитие под руководством пришельцев, и существовали, то вряд ли они далеко ушли от основного ареала обитания, источника воды, пищи, и вряд ли у них было достаточно ресурсов, чтобы всерьез исследовать эту территорию и подойти близко к границам мира тоэру.

Планете пришельцы не вредили. Одним из достоверных фактов было то, что они построили в горах довольно внушительную базу, но численность людей на ней была невелика и, похоже, поддерживалась на одном и том же уровне постоянно. Можно было предположить, что основными жителями базы была группа ученых, возглавлявших исследования по развитию новых людей, но это были лишь версии. Еще одним фактом было периодическое движение кораблей пришельцев, которое фиксировали орбитальные спутники тоэру, но откуда те корабли прибывали и куда направлялись снова — насчет этого не было даже версий. Впрочем, происходило это не часто, и поводов для серьезного беспокойства пришельцы тоэру не давали.

По договоренностям тоэру оставили кусок тропического пояса — небольшой, но в целом достаточный для того, чтобы сохранить возможность периодами бывать в этих прекрасных местах и наслаждаться их первозданной прелестью. Туманные Леса Юга и были той частью, которая принадлежала тоэру до сих пор. Впрочем, с тех пор, как изрядная часть тропиков стала для тоэру зоной отчуждения, многие потеряли интерес к визитам в Туманные Леса и направили свое внимание на иные территории и другие способы развлечений. Трудно сказать, действительно ли тоэру боялись слишком близко подходить к границам пришельцев, но вскоре после завоевания туристический поток в Туманных Лесах практически иссяк.

В некоторых местах принадлежащего тоэру леса еще оставалось считанное количество центров отдыха. Их посещали редко, но Иередея, облюбовав себе один из них, особенно ей приглянувшийся, испытывала даже некоторое облегчение от этого факта. Иередея пыталась себе представить, какой была жизнь Туманных Лесов до завоевания, и вздыхала: она никого не хотела бы встречать на любимой тропе и у своего озера, как она сама его называла. В подавляющем большинстве случаев здесь она проводила все время в лесах, полностью избавленная от чужих взглядов и любого присутствия, исключая обслуживание бунгало, но там у нее давно уже сложились теплые отношения с хозяином центра отдыха и служащим, непосредственно выполнявшим обязанности гостевого сервиса. Больше никого она там, за редким исключением, не хотела видеть, и ее радовала и неизменность привычного малочисленного окружения, и тот факт, что она практически ни с кем не пересекалась на лесных тропах.

Боялась ли Иередея ездить в места, близкие к зоне отчуждения и границам территории пришельцев, — тут даже она сама не могла сказать. Порой, подлетая на своем катере к привычному центру отдыха, она испытывала какое-то ощущение тревоги, впрочем, легкое, и задумывалась о том, почему многие покинули места, когда-то бывшие источником восторга, вдохновения, погружения в природу, в себя, в более тонкие и яркие чувства, и стоил ли утраченного рая этот страх приближаться к границам чужой территории. Но ответов не было, а для самой Иередеи мысль о том, чтобы больше никогда не бывать в Туманных Лесах Юга, казалась самоубийственной.

Но уехать туда насовсем? На этот вопрос Иередея тоже не могла ответить определенно. Уехать из города означало бы потерять множество важных для нее, как минимум пока еще, вещей: развлечения, живое общение с друзьями, возможность сравнительно частых встреч с клиентами, собственную удобную, сделанную по своему вкусу квартиру… Смогла бы она воспроизвести подобные условия там, где в доме могли быть только основные удобства? Нормы экологического равновесия позволяли далеко не все из городских прелестей столь же вольготно разместить в жилище, построенном на территории Туманных Лесов. Или это лишь отговорки, а на самом деле?..

Иередея снова открыла глаза, чтобы еще раз посмотреть на картину рассвета, но взгляд ее упал на собственные руки — и все очарование утра вмиг покрылось трещинами и со звоном рассыпалось на осколки: Иередея увидела мизинец, на котором откололся приличный кусок лака, обнажая некрасивый, казавшийся грязным, желтовато-серый цвет ногтя. Она закатила глаза: маникюр был сделан всего две недели назад и должен был держаться не менее двух месяцев! А сегодня у нее была назначена живая встреча с клиентами.

— Вот бездна! — выругалась Иередея. Успеет ли она к мастеру до встречи? Времени было еще много, но ведь у мастера может и не быть свободного места этим утром, а искать другого — тоже задача не на пять минут. Ногти в этом мире были, можно сказать, особой историей: изначально у этого вида человеческих существ не удалось хоть сколько-то изменить их цвет и сделать ногтевые пластины более мягкими, чем у приматов, из которых эти люди и были созданы. Генная инженерия, хоть и качественная в целом, судя по результатам, совладать с ногтями не смогла. А может, прародители сочли это не таким уж и существенным?

— Твари рукожопые! — недобрым помянула Иередея тех, кто не подумал как следует, как добиться ногтей, которые пристало бы иметь человеку, а не обезьяне. Искусственное происхождение человека здесь ни для кого не было тайной, но о том, как все это началось, у ученых и философов тоэру были разные мнения. Однако сходились все в одном: миллионы лет назад тоэру были созданы на основе самого развитого из имевшихся на планете видов приматов с помощью генной доводки, позволявшей увеличить мозг, выстроить прямохождение, изменить гортань с целью сделать ее приспособленной для воспроизведения речи, убрать шерсть. С последним тоэру, по мнению большинства, повезло куда больше, чем с ногтями: темная, серо-коричневая кожа была полностью лишена волосяного покрова, на ней можно было заметить разве только легкий пушок, и то если хорошо присмотреться. Но ногти!.. С ними, видимо, не удалось сделать ничего. И ногти оставались единственной реальностью, упорно напоминавшей людям о том, из кого были построены их тела.

Толстые, загибавшиеся вниз, если их долго не стричь, имевшие неприятный оттенок между желтым и серым, упорно напоминавший грязь, ногти слоились и буквально разваливались, обламываясь и оставляя неровные края при стрижке. Со временем тоэру научились правильно подрезать их, уменьшая до минимума ломкость, и особенно преуспели в этом с помощью продвинутых технологий: они использовали специальный лазер, который позволял моделировать форму ногтей, оплавляя края так, чтобы сделать их гладкими и избежать расслоения. А еще приходилось тщательно шлифовать их поверхность, что тоже было довольно трудоемкой процедурой, и только потом наносился специальный лак: далеко не всякий мог держаться долго на таких ногтях, и чем он был качественнее и прочнее, тем дороже.

В нашем мире говорят «встречают по одежке», а в мире тоэру определенно встречали по ногтям: по ним можно было определить и статус человека в обществе, и его достаток, и даже некоторые его личные преференции, свидетельствующие о характере. Самые богатые и отчаянные решались на довольно сложную процедуру полного удаления ногтей. Несмотря на развитую медицину, способную обезболить практически что угодно нетоксичными для организма в целом средствами, операция эта была достаточно неприятной по своим последствиям: такие раны трудно заживали, восстановительный период мог тянуться до полугода, приходилось сражаться с постоянной болью, с которой, правда, можно было справляться разнообразными лекарствами, имевшимися в изобилии. Тем не менее все это прилично выматывало смельчаков, к тому же никто не мог дать гарантии, что ноготь не начнет расти снова, несмотря на кучу разных ухищрений, призванных блокировать повторное появление ногтевой пластины. И тогда операцию приходилось делать снова, порой все это тянулось месяцами, и хорошо еще, если не годами. Впрочем, те, кому удавалось успешно пройти эту процедуру, на всю жизнь расставались с проблемой и пользовались накладками — они страховали и украшали изуродованную поверхность пальца, которая зарастала соединительной тканью и выглядела без этих накладок откровенно отталкивающе.

Иередея, во многом бесстрашная и даже склонная порой к риску, на подобное не решалась, хотя и могла бы себе позволить, если говорить о финансовой стороне. Она пришла к выводу, что маникюр раз в два-три месяца — не такая уж большая жертва по сравнению с продолжительным периодом непрекращающейся боли, который мог стать весьма длительным. В целом болевые ощущения можно было устранить, однако были и те, кому плохо помогали обезболивающие, да и успех тут выглядел порой сомнительным. У ногтей, впрочем, было одно очевидное достоинство — медленный рост. Поэтому маникюра могло хватить на два, порой — два с половиной и даже три месяца, в зависимости от возраста человека, его здоровья и некоторых других факторов окружающего мира, на него влиявших. Маникюр Иередея, впрочем, делала самый лучший, не скупясь на оздоровительные процедуры для ногтей, да и мастер у нее вот уже десять лет была одна и та же. Она никогда не подводила, и Иередея была склонна считать произошедшее сегодня досадной случайностью — вряд ли это была ошибка мастера.

Не вставая с постели, Иередея вызвала с браслета дисплей и, найдя контакт мастера, быстро настрочила сообщение с просьбой принять ее в экстренном порядке, если будет возможность, или дать срочную рекомендацию доверенного коллеги, если сегодня возможности нет совсем. Быстро сделав снимок ногтя и приложив его к сообщению, Иередея решила не терять времени: если уж все равно придется решать эту проблему, лучше поторопиться — встречу с клиентами Иередея категорически не хотела отменять, как и являться на нее в подобном виде. Маникюр должен быть исправлен, а клиенты — довольны ее появлением вовремя и в хорошем расположении духа.

Тела этих человеческих существ отличались внешне от того, к чему привыкли мы, жители Земли: помимо серо-коричневой, полностью лишенной волос кожи они были обладателями почти трехметрового роста, причем между женщинами и мужчинами в этом плане не было особых различий, мужчины редко бывали существенно выше. Формы женщин и мужчин, конечно, различались, но не радикально: здесь редко можно было встретить женщин с большой грудью или выдающимися ягодицами. При желании свою принадлежность к женскому полу подчеркивали специально. Например, лишенное бровей лицо нередко украшали пирсингом, и чем более обеспеченным был человек, тем более сложное и затейливое украшение он мог себе позволить. Сама Иередея обозначила линию бровей пирсингом из драгоценных камней, которые, будучи вживлены в кожу надбровий, создавали четкую дугу, ненавязчиво, но внятно обрамляя огромные глаза.

Из-за того, что освещенность здесь была более низкой, чем на Земле, глаза у этих людей занимали на лице намного больше места, чем у нас, и выглядели сплошным черным зеркалом, хотя в целом по строению незначительно отличались от наших. Высокий рост, неброские формы, длинные конечности и тонкие пальцы делали эти тела удивительно изящными, а одним из самых популярных искусств в этом мире был танец.

Бодро спрыгнув с кровати, она направилась в душ. Встав под струю воды, Иередея вдруг почувствовала импульс, который не перепутала бы ни с чем: внезапно вспыхнувший жар буквально ударил ее в низ живота, внутренние поверхности бедер свело сладкой истомой, граничащей с болью, по телу разлилось тепло, словно струя воды под напором снизу подкатила волной куда-то под горло, дыхание перехватило. Иередея судорожно сглотнула, пытаясь сражаться с подступающим желанием, но она себя хорошо знала: если этот импульс такой сильный, лучше не спорить.

— Вот бездна! — Иередея заметалась между двух огней: времени было явно в обрез, на бегу как-то не хотелось, все же она привыкла получать удовольствие с толком, со вкусом и никуда не торопясь, а с другой стороны, неудовлетворенное желание начнет плескаться внутри во время деловой встречи, будет отвлекать — напряженное тело, мысли, которые неизменно будут уходить совсем не в ту сторону. Нет, она точно не хотела оставить себя в таком состоянии, чтобы потом весь день с ним мучиться. Конечно, она собой хорошо владеет. Конечно, можно постараться и «забыть». Но Иередея не любила бороться с этим импульсом — она прекрасно помнила, каким расслабленным и собранным одновременно, гибким, легким и в то же время степенным, спокойным становится ее тело в состоянии удовлетворенности.

Иередея вылетела из душа, буквально на несколько секунд встала под сушку, чтобы скинуть самые крупные капли воды с тела, и рванула в спальню. На полпути засигналил браслет — пришло сообщение от мастера, и, продираясь через охи и ахи по поводу случившегося, Иередея прочла о готовности принять ее через два часа.

— Что ж, я все успею, — твердо решила Иередея и, написав «буду», плюхнулась на кровать.

Не теряя времени, она активировала программу вибратора, который был спрятан в стенной нише рядом с кроватью. Устройство плавно и бесшумно выдвинулось уже с новой одноразовой насадкой. Выстраивать заново программу, закладывая в нее какой-нибудь необычный ритм движений, иной угол наклона или разнообразие скоростей вибрации, явно не было времени, зато в арсенале Иередеи было с десяток старых и проверенных программ, и она нажала на первый попавшийся трек.

В этот раз желание было каким-то особенно сильным, весь низ тела ощущался сжатой пружиной, которой было достаточно нескольких прикосновений, чтобы развернуться, взорваться фонтаном наслаждения, разлиться бурным потоком, который принесет Иередею к тихой и блаженной гавани. Рефлекторно она сжала пальцами соски, доводя себя до самой границы боли, словно пытаясь отсрочить накрывавшую ее волну возбуждения, чтобы все не произошло слишком быстро: хотелось прожить это внутреннее разжигание — подступы к наивысшей точке Иередея любила, пожалуй, не меньше, чем сам оргазм.

Она почувствовала, как сводит челюсть, и поняла: уже край. Резким движением она насадила себя на вибратор, тот, чувствительный к прикосновениям и включавшийся именно в момент проникновения, задрожал и задвигался внутри нее с прописанным ритмом, впрочем, Иередея уже была не в состоянии понять, насколько именно эта программа подходит сейчас, казалось, что ей хватило бы любого толчка, чтобы вся она превратилась в одну сверкающую, кипящую точку восторга.

Она сильнее подтянула колени и схватилась руками за щиколотки, почти что выгнувшись дугой. Мелькнула мысль, что стоило бы надеть на соски специальные мягкие прищепки, поддерживающие ощущение сладостного сжатия, но было уже не до того — она словно летела с большой высоты, ощущая приближение пика, из ее горла вырвалось рычание и хрип, и, приблизившись к самой яркой точке, Иередея взорвалась визгом, от которого, пожалуй, в нашем мире вылетели бы стекла из окон. Но в ее мире звукоизоляцию было принято делать настолько качественно и фундаментально, что в любой квартире можно было хоть играть ночами на ударной установке — это побеспокоило бы разве что самого исполнителя.

Иередея медленно отпустила руки, позволяя ногам распрямиться. Стараясь уравновесить собственное дыхание, она прислушивалась к внутреннему ритму и внимала тому, как по телу разливается глубокое расслабление, позволяющее ей почувствовать себя легкой, гибкой, спокойной и мягкой. Лежа с закрытыми глазами, Иередея думала: «Все же что это значит для человека? У животных, понятно, приятные ощущения — стимул для размножения, но человек-то… Человек размножается по своему выбору и организованно, с приятными ощущениями это никак не связано, по крайней мере в цивилизованном мире — это обмануло бы разве что совсем еще диких людей, но мы-то давно научились размножаться осознанно».

Она вдруг вспомнила, как начала раскрываться для нее тема парного секса — именно там и расцвели ее осмысленные поиски того, чем он, собственно, является для человека, если отбросить вопрос размножения, который в их мире вообще мало имел отношения к сексу как таковому. Абсолютное большинство детей здесь были зачаты методом искусственного оплодотворения. Правда, от идеи искусственной матки здесь все же давно отказались из-за заметного снижения жизнеспособности и ухудшения здоровья выношенных в ней детей — об этом свидетельствовали многочисленные наблюдения и исследования. Однако при этом рожали и становились репродуктивными донорами только те, кто успешно прошел генетический скрининг и был признан медиками благополучным с точки зрения репродуктивных перспектив.

Спорить с этим вердиктом врачей никому не приходило в голову: беременность и роды здесь считались тем, чем, в общем-то, и были на самом деле — довольно рискованным предприятием, требовавшим приличных ресурсов здоровья, выносливости и терпения, и браться за это кому попало здесь не считалось правильным. В отличие от нашего мира, где распространена убежденность в том, что человек испытывает какие-то инстинктивные побуждения к родительству, здесь никто не тешил себя подобными иллюзиями — с тем, что принципиальное отличие человека от животных, позволяющее ему делать свободный выбор, как раз и состоит в отсутствии инстинктов, давно не спорили. Поэтому никто, конечно, и не думал, что каждый должен осуществить репродуктивную миссию. Воспитание здесь считалось особым призванием, профессией, причем довольно высокооплачиваемой: все проекты по поддержанию уровня населения были государственными и оплачивались из бюджета. Поэтому чаще всего рожали здесь одни, а воспитывали другие.

Как правило, после заключения на основе медицинского исследования и входившего в него обязательного для всех, достигших совершеннолетия, генетического скрининга люди попадали в разные категории: кому-то репродуктивная деятельность была не рекомендована совсем — в силу тех или иных генетических отклонений, которые могли не мешать жизни самого человека, но плохо сказались бы на его потомстве, кто-то получал ограниченные рекомендации, например, женщина могла быть донором яйцеклеток, но ей не была показана беременность в силу каких-либо особенностей ее здоровья, были и те, конечно, кому это было рекомендовано со всех точек зрения. Что, впрочем, не делало человека обязанным, и далеко не все горели желанием эту рекомендацию осуществить.

Хотя из тех, у кого не было противопоказаний, практически все становились донорами спермы или яйцеклеток, и в итоге к тем, кто считал для себя возможным рожать, попадал самый лучший генетический материал, прошедший серьезный отбор. Рожали здесь, как правило, молодые женщины, стремившиеся продолжить обучение: высшее образование, не говоря уж о начальном, здесь было бесплатным, но более сложные, профильные курсы, воркшопы и повышение квалификации были платными и весьма недешевыми. Женщина, решившаяся родить, как правило, тут же отдавала ребенка на воспитание и, забрав за свои труды крупную сумму от государства, шла учиться дальше. А ребенком занимались те, кто осознанно хотел посвятить себя развитию детей, считая это ключевой формой собственной реализации в этой жизни.

Впрочем, женщине, которая вдруг решила оставить себе ребенка и самостоятельно заняться его воспитанием, никто не препятствовал. Если таково было ее желание, то с ней поступали так же, как со всеми воспитателями, — выделяли дотации на выращивание ребенка, и пока женщина растила его сама, государство платило ей. Если позже она все же решала передать ребенка в приемную семью, то платили уже приемной семье, а женщина могла продолжить обучение или прочую деятельность — суммы, полагавшейся за роды, все равно никто ее не лишал. Впрочем, редко кто хотел растить ребенка в одиночестве, даже государство одобряло проекты воспитательных коллективов от трех-четырех человек в зависимости от количества детей. Как правило, в такой приемной семье рос не один ребенок, и логичным считалось справляться с этим предприятием разумным количеством взрослых, которые смогли бы без лишнего напряжения разобраться со всеми детскими нуждами, грамотно распределить обязанности, быть в состоянии помогать друг другу и успевать все необходимое с несколькими отпрысками разного возраста.

Семьи в ее традиционном понимании в этом мире давно не существовало, воспитательные коллективы собирались из единомышленников, объединенных общим призванием и сходными ценностями. Отношения взрослых в такой коммуне могли быть разнообразными: где-то в таких коллективах не существовало ничего, кроме дружбы и общих интересов, где-то были и личные отношения, которые, впрочем, не являлись какой-то константой — секс в этом мире не был прерогативой одной пары, а из сексуального влечения к человеку никому не приходило в голову сразу делать выводы о возможных длительных отношениях, а тем более о любви.

Впрочем, коммуну у тоэру вряд ли можно было сравнить с тем, что нередко подразумевают под ней в нашем мире: там людей объединяли идеи, ценности, профессия, дело, а государство выделяло им отнюдь не скудные средства, и по условиям таких проектов предоставлялось жилье для организации отдельного помещения для каждого взрослого и ребенка с возможностью развернуть игровые комнаты, детские площадки, классы развития и многое другое, что считалось необходимым для полноценного воспитания. Как правило, в городах такие воспитательные комплексы нередко даже располагались в специальной зоне города — наиболее зеленой, тихой, позволявшей детям и их воспитателям жить в максимально спокойной и безопасной атмосфере, которую тут и правда можно было бы назвать домашней.

Иередея оказалась в группе тех, кому репродуктивная деятельность не была рекомендована. Разбирая с врачом результаты своих анализов, она услышала, что ее генетика не обязательно несет угрозу ей самой, по крайней мере, очевидных и даже скрытых признаков заболевания у нее не нашли, но сами гены говорили о том, что некоторые отклонения в работе нервной системы могут проявиться в ее потомстве, и врачи не советовали. Иередея не возражала, она совсем не ощущала себя призванной к воспитанию, а роды ее точно не привлекали ни с какой стороны, да и деньги она вполне научилась зарабатывать без государственной помощи.

Куда более интересным для нее был вопрос, что можно найти в сексе, если он становится физической и эмоциональной деятельностью человека, существующей как искусство ради искусства — из него можно было извлечь чистое наслаждение, особенно если говорить о первичной его форме — самоудовлетворении. В этом мире оно отнюдь не подвергалось никакой критике, наоборот, считалось, что это самая здоровая и безопасная форма секса, тем более секс-индустрия здесь была поистине на высоте: многочисленные приспособления, технические устройства, программы для виртуального секса, программы, способные воспроизводить любые фантазии в формате компьютерной графики, которая сама по себе здесь была отменного качества. И переходить к парному сексу второпях, толком не изучив себя и не поняв, для чего, собственно, в сексе партнер и что именно хотелось бы с ним пережить и испытать, не считалось разумным.

Иередея вдруг вспомнила, как приняла это решение и что за ним стояло. Тогда ей было уже больше двадцати, и она думала, как лучше подойти к этому вопросу. Можно было, конечно, прийти в клуб, выбрать партнера и сообщить ему о том, что у нее секс в варианте пары — первый. То, что мужчина может и отказаться, вряд ли стало бы для Иередеи трагедией, но чем-то этот план ее все же явно не устраивал. Можно было договориться об этом с кем-то из друзей и знакомых, и если бы среди них был тот, кто точно затрагивал бы ее чувства и пробуждал ее тело, наверное, все бы уже сложилось. Был и вариант оставить объявление на портале знакомств, тогда уж точно мужчина будет заранее знать, как обстоят дела, и, значит, осознанно выберет знакомить Иередею с парным сексом, что, конечно, облегчало бы дело. Но и тут что-то Иередее не нравилось. Она задавала себе вопрос — что именно, и где-то внутри понимала: не хватает… глубины.

Нет, она не ждала неземной любви и вообще не думала о развитии отношений — можно было бы ожидать подобного в нашем мире, где такие мысли для женщины считаются само собой разумеющимися. Но Иередея ждала иной глубины: в конце концов, что такое может дать ей партнер, чего не могла бы дать себе она сама? Оргазм — он везде один и тот же оргазм, и, возможно, даже наоборот, с партнером окажется сложнее, ведь он не знает, как минимум пока, ее тело так, как знает она сама. Тогда для чего? Иередея понимала, в какой стороне лежит ответ: она хотела почувствовать нечто большее, чем обычная разрядка и пусть и качественное, но в целом уже привычное и довольно краткое, как ни крути, наслаждение. Она хотела взаимодействия. Танца энергий. Созвучия. Резонанса. Музыки тел, которую нельзя исполнить только на одном инструменте. Ведь зачем-то помимо отдельных мелодий существует и оркестр или хотя бы ансамбль, и так во многом, что касалось бы человеческой деятельности.

Но это означало бы, что нужный ей мужчина ищет того же, а еще лучше — он уже прочувствовал это и знает, как раскрыть это совместное звучание, показать всю его красоту и наполненность, помочь ей найти тот резонанс, который она, кажется, уже готова была узнать всерьез. И тут ее осенило: «Мастер! Ведь есть же мастера и школы сексуальных практик!» В целом секс в обществе тоэру воспринимался как спорт в сочетании с искусством. Но были и такие высоты этого искусства, которые не каждому давались, и этот секс, пожалуй, был ближе к духовной практике, чем к пусть и волнующей, захватывающей, но всего лишь эмоционально окрашенной физкультуре. И хотя Иередея еще толком не вступила на путь парного взаимодействия, она, тем не менее, знала: ей не будет интересен обычный формат, она хочет почувствовать нечто более наполненное.

Иередея села просматривать страницы искомых центров. Уже через пару дней она остановила свой выбор на одном клубе и на мастере, который, казалось, может вывести ее лодку из ставшего привычным течения одиночной реки в открытое море парных наслаждений и глубоких смыслов. Примерно в таком духе она и сочинила письмо мастеру, а потом с волнением ожидала ответа…

Для чего ей сейчас нужны были те воспоминания? Явно не просто так, но времени погрузиться в них глубже уже не было. Иередея сказала себе, что обязательно вернется к ним и рассмотрит без спешки, что именно подтолкнуло ее обратиться памятью далеко назад. И как много ответов она нашла за прошедшие с того времени более двадцати лет? Перед тем как снова открыть глаза и погрузиться в ритм дня, Иередея внутренним взглядом поймала картину Туманных Лесов Юга. Нет, не символом рая были эти места для нее, они были символом поиска, тайны и того, что ей еще предстояло открыть. Или нет.

Почему она не переедет туда насовсем? Потому что не все ответы даются сразу, и не все из них человек готов увидеть и принять. Можно сказать, жизнь — бесконечный поиск, и возможно, поиск и есть ее суть, а ответы так навсегда и останутся в загадочных и ускользающих от нее Туманных Лесах Юга…

Чтобы скачать книгу целиком, нажмите кнопку «В корзину»

БесплатноВ корзину